Оглавление

Глава 50

Неприметный «фиат» скользил по извилистой горной дороге Альбан‑Хиллз, с каждой минутой все дальше удаляясь от замка Гандольфо. Сидевший на заднем сиденье епископ Арингароса довольно улыбался, ощущая тяжесть стоявшего на коленях портфеля с ценными бумагами. Так, теперь можно совершить обмен с Учителем. Вопрос лишь в том – когда.

Двадцать миллионов евро.

За эту сумму можно купить нечто более ценное, чем просто власть.

Машина катила по направлению к Риму, и Арингароса вдруг спохватился. Почему Учитель до сих пор ему не позвонил? Он торопливо достал мобильник из кармана сутаны и проверил сигнал. Совсем слабенький.

– Здесь, в горах, не возьмет, – заметил водитель, глядя на епископа в зеркальце. – Вот выедем минут через пять на равнину, и там снова заработает.

– Спасибо. – Сердце у Арингаросы тревожно сжалось. Стало быть, сигнал в горах не проходит? А вдруг все это время Учитель пытался связаться с ним? Может, случилось нечто ужасное?

Арингароса быстро проверил почту мобильника. Ничего. Потом вдруг сообразил: Учитель ни за что не стал бы оставлять ему такое послание, он был чрезвычайно осторожен в выборе средств связи. Никто лучше Учителя не понимал всей опасности открытых переговоров в современном мире. Электронное прослушивание сыграло немаловажную роль в получении им самим невероятного количества секретной информации.

Именно по этой причине он и принимает все эти меры предосторожности.

Впрочем, иногда Арингаросе казалось, что в этом Учитель заходит слишком далеко. К примеру, он даже не дал никакого контактного номера. Я сам вступаю в контакт с нужными мне людьми, сказал Учитель. Так что держите телефон под рукой. Теперь же, поняв, что мобильник в горах не работает, Арингароса опасался, что Учитель пытался дозвониться ему много раз, но безрезультатно.

Подумает, что что‑то не так. Или что мне не удалось получить облигации.

Тут епископа прошиб пот.

Или еще хуже... что я забрал деньги и сбежал!

Глава 51

Даже при умеренной скорости шестьдесят километров в час полуоторванный передний бампер бронированной машины царапал полотно дороги, вышибая искры и оглушительно шумя.

Нам надо съехать с этой дороги, подумал Лэнгдон.

Он даже толком не видел, куда они направляются. Одна фара разбилась от удара о дерево, другая сместилась и высвечивала теперь тянувшийся вдоль сельской дороги лес. Очевидно, броней в этом автомобиле был защищен лишь грузовой отсек, а на кабину защита не распространялась.

Софи сидела на пассажирском сиденье и молча смотрела на шкатулку на коленях.

– Вы в порядке? – осторожно спросил Лэнгдон.

– Вы ему поверили? – мрачно спросила она.

– Про остальные три убийства? Да, конечно. Мы получили ответ на несколько вопросов сразу. Это объясняет, почему Соньер решил передать краеугольный камень вам и почему Фаш так упорно охотится за мной.

– Нет, я не о том. Я о Берне, который якобы старался защитить свой банк.

Лэнгдон покосился на нее:

– А на самом деле?..

– Хотел сам завладеть краеугольным камнем.

Лэнгдону это в голову не приходило.

– Но откуда ему было знать, что находится в шкатулке?

– Она хранилась в его банке. К тому же он был дружен с дедом. Может, и знал кое‑что. И вполне возможно, захотел заполучить чашу Грааля.

Лэнгдон покачал головой. Не тот человек был этот Берне.

– Знаю по опыту, люди могут охотиться за Граалем лишь по двум причинам. Или они слишком наивны и верят, что ищут чашу Христа...

– Или?

– Или же знают всю правду, и в этом для них кроется угроза. Уже не раз находились люди или группы людей, желавшие найти и уничтожить Грааль.

В кабине повисло молчание, бампер, казалось, с удвоенной силой царапал о полотно. Они проехали так уже несколько километров, и, глядя на снопы искр, вылетающие из‑под передней части машины, Лэнгдон вдруг подумал, что это небезопасно. Если им встретится другая машина, это привлечет внимание. И тогда он решился:

– Хочу посмотреть, нельзя ли поправить бампер. И он, свернув к обочине, остановился. Воцарилась благословенная тишина.

Направляясь к передней части машины, Лэнгдон вдруг почувствовал себя неимоверно сильным и ловким. Сегодня ему довелось смотреть смерти в лицо, заряженный пистолет – это вам не шутка, и теперь, казалось, у Роберта появилось второе дыхание. И еще он начал чувствовать неизмеримый груз ответственности. Еще бы, ведь у них с Софи предмет, способный указать путь к одной из самых интригующих тайн в истории человечества.

Теперь Лэнгдон понимал, что искать способы вернуть краеугольный камень Приорату бесполезно. Новость еще о трех убийствах говорила о том, насколько ужасно складывается для братства ситуация. Враг сумел проникнуть в организацию. Она в опасности. По всей видимости, за членами братства шла слежка или же в рядах его завелся предатель. Только этим можно было объяс‑нить то, что Жак Соньер передал краеугольный камень Софи и Лэнгдону, людям, не состоящим в братстве, людям, которые, как он знал, ничем не скомпрометированы. А потому и мы не можем передать краеугольный камень Приорату. Даже если бы Лэнгдон нашел способ связаться с каким‑либо членом Приората, у него не было никакой гарантии, что тот не окажется врагом. Так что какое‑то время краеугольному камню суждено побыть в руках у Софи и Лэнгдона, хотят они того или нет.

Передняя часть фургона выглядела еще хуже, чем предполагал Лэнгдон. Левая фара оторвалась напрочь, правая походила на глазное яблоко, выбитое из глазницы и висящее на ниточке. Лэнгдон вставил ее на место, попытался закрепить. Неизвестно, сколько продержится. Но зато передний бампер почти оторвался. Лэнгдон изо всей силы пнул его ногой и почувствовал: еще несколько ударов, и эту железяку можно будет убрать.

Он пинал ногой перекрученный металл, и тут ему вспомнился разговор с Софи. Дед оставил мне послание на автоответчике, говорила она. Сказал, что должен рассказать всю правду о моей семье. Тогда он не придал значения ее словам, но теперь, зная о том, что во всей этой истории замешан Приорат Сиона, Лэнгдон вдруг увидел все в ином свете.

Бампер обломился внезапно и с громким хрустом. Лэнгдон остановился, чтобы перевести дух. По крайней мере теперь фургон уже не будет привлекать особого внимания. Он поднял бампер и потащил к опушке леса, чтобы спрятать там. Что же дальше? Они понятия не имеют, как открыть криптекс, не знают, зачем Соньер передал им его. Увы, теперь от ответов на эти вопросы зависит их жизнь.

Нам нужна помощь, решил Лэнгдон. Помощь профессионала.

В мире, связанном с тайнами Грааля и Приората Сиона, кандидатура существовала только одна. Оставалось уговорить Софи, по он предчувствовал, что это будет непросто.

Софи сидела в фургоне в ожидании, когда вернется Лэнгдон. Шкатулка тяжким грузом давила на колени, и Софи вдруг почувствовала к находке нечто вроде ненависти. Зачем только дед передал ее мне? Она понятия не имела, что с ней делать.

Думай, Софи, думай! Шевели мозгами! Дедуля хотел сказать тебе что‑то важное. Она открыла шкатулку и воззрилась на мраморный криптекс из пяти дисков. Заслужила доверие. Во всем чувствовалась рука деда. Краеугольный камень – это карта, следовать указаниям которой может только достойный. Казалось, она слышит голос деда.

Софи достала криптекс из шкатулки и провела кончиками пальцев по дискам. Пять букв. Затем начала по очереди поворачивать диски. Механизм работал отлично, точно смазанный. Она выстроила диски так, чтобы выбранные буквы находились между двумя медными стрелками‑уровнемерами на каждом конце цилиндра. Теперь можно было прочесть слово из пяти букв, но Софи уже знала, что слово это слишком очевидно, а потому не годится.

Г‑Р‑А‑А‑Л

Она бережно взялась за концы цилиндра и попыталась раздвинуть. Криптекс не поддавался. Внутри угрожающе забулькала жидкость, и Софи перестала тянуть. Потом попробовала снова.

В‑И‑Н‑Ч‑И

И снова никакого результата.

V‑O‑U‑T‑E

Ничего. Криптекс оставался надежно запертым.

Хмурясь, она опустила его обратно в шкатулку и закрыла крышку. Потом высунулась из окна посмотреть, не идет ли Лэнгдон. Софи была благодарна этому человеку за то, что сегодня он с ней. P. S. Найти Роберта Лэнгдона. Все же не случайно дед выбрал ей в помощь именно его. "Учителя, обладающего такими богатыми знаниями. Жаль, сегодня Лэнгдону не слишком часто пришлось выступать в роли учителя. Он стал мишенью для Безу Фаша... еще какой‑то невидимой и безымянной пока силы, намеренной завладеть Граалем.

Чем бы он там ни был, этот Грааль.

И Софи в который уже раз задала себе вопрос: стоит ли Грааль того, чтобы рисковать ради него жизнью?

Бронированный фургон начал набирать скорость. Лэнгдон был доволен его гладким ходом.

– Знаете, как проехать в Версаль? – спросил он Софи. Та удивилась:

– Зачем? Полюбоваться видами?

– Нет, у меня есть план. Неподалеку от Версаля живет один выдающийся ученый. Занимается историей религий. Вот только не помню, где точно, но мы можем поискать. Я бывал у него в поместье, несколько раз. Его зовут Лью Тибинг. Бывший член Королевского исторического общества.

– Британец и живет в Париже?

– Единственной целью и страстью его жизни была чаша Грааля. Когда лет пятнадцать назад до него дошли слухи о краеугольном камне Приората, он перебрался во Францию. Очень надеялся, что отыщет церковь с камнем. Написал о краеугольном камне и Граале несколько книг. Думаю, он способен помочь нам. Научит, как открыть криптекс и что с ним делать дальше.

Софи смотрела с подозрением.

– Вы считаете, ему можно доверять?

– В каком смысле? Что он не украдет информацию?

– И не выдаст нас.

– А я не собираюсь сообщать ему, что нас разыскивает полиция. А когда все окончательно выяснится, нам и бояться будет нечего.

– А вы не подумали о том, Роберт, что в каждом доме здесь есть телевизор и что по этому телевизору показывают наши фото? Безу Фаш всегда использует СМИ в своих целях. Он сделает так, что нам будет просто невозможно появиться на людях без риска быть узнанными.

Просто ужас какой‑то, подумал Лэнгдон. Мой дебют на французском телевидении. Под рубрикой «Разыскивается опасный преступник». Что ж, по крайней мере Джонас Фаукман будет доволен: тираж книги сразу взлетит до небес.

– А этот человек действительно ваш хороший друг? – спросила Софи.

Лэнгдон сомневался, что Тибинг из тех, кто смотрит телевизор, особенно в столь поздний час, но над последним вопросом Софи стоило задуматься. Интуиция подсказывала Лэнгдону, что Тибингу можно доверять абсолютно и полностью. Идеальное убежище. С учетом складывающихся обстоятельств Тибинг наверняка из кожи будет лезть вон, чтобы помочь им. Он не только должник Лэнгдона, он настоящий исследователь и знаток всех проблем, связанных с Граалем. К тому же Софи скажет, что дед ее был Великим мастером Приората Сиона. Когда Тибинг услышит это, у него просто слюнки потекут при одной мысли о том, что он будет задействован в этом расследовании. – Тибинг вполне может стать надежным союзником, – сказал Лэнгдон. Все зависит только от того, насколько Софи будет с ним откровенна.

– Наверняка Фаш предложил за нашу поимку денежное вознаграждение.

Лэнгдон рассмеялся:

– Поверьте мне, деньги – это последнее, что интересует Тибинга.

Лью Тибинга можно было считать богачом в том смысле, как бывают богаты малые страны. Он являлся потомком английского герцога Ланкастера и получил свои деньги самым старомодным на свете способом – унаследовал их. Его имение под Парижем представляло собой дворец семнадцатого века с парком и двумя прудами.

Лэнгдон познакомился с Тибингом несколько лет назад благодаря Би‑би‑си. Тибинг обратился в эту корпорацию с предложением снять документальный сериал об истории чаши Грааля. Он собирался выступить там ведущим и был уверен, что тема вызовет самый широкий интерес у зрителей. Продюсерам Би‑би‑си понравился проект, они с почтением относились к самому Тибингу, его исследованиям и репутации в научном мире. Однако было одно «но»: они всерьез опасались, что концепция Тибинга носит слишком шокирующий характер, что обычным зрителям воспринимать ее будет сложно и все это негативно отразится на репутации компании, славившейся своими добротными документальными программами. По предложению Тибинга Би‑би‑си все же решила эту проблему – подстраховалась, пригласив трех виднейших специалистов по Граалю в качестве оппонентов Тибингу.

Одним из избранных оказался Лэнгдон.

Би‑би‑си оплатила Лэнгдону перелет до Парижа, так он и попал на съемки в имение Тибинга. Он сидел перед камерами в роскошном кабинете сэра Лью и комментировал его повествование, вставляя скептические ремарки. Но затем в конечном счете признавал, что Тибингу удалось убедить его в правдивости истории чаши Грааля. В конце Лэнгдон знакомил зрителей с результатами своих собственных исследований, а именно: с рядом связей на уровне символов, говоривших в пользу противоречивой и оригинальной теории Тибинга. Программа была показана в Великобритании, но, несмотря на «звездный» состав участников и обоснованные документально свидетельства, вызвала настоящую волну возмущения и протестов со стороны христиан. В Америке ее так и не показали, но гневные отголоски критиков долетели и до этой страны. Вскоре после этого Лэнгдон получил открытку от своего старого знакомого, епископа Католической церкви в Филадельфии. На открытке красовались всего три слова: «Et tu, Robert?»[57]

– Роберт, – спросила Софи, – вы твердо уверены, что этому человеку можно доверять?

– Абсолютно. Мы с ним коллеги, деньги ему не нужны, к тому же я знаю, что он презирает французские власти. Ваше правительства дерет с него какие‑то совершенно непомерные налоги, потому что он, видите ли, приобрел в собственность исторические земли. Так что сотрудничать с Фашем он точно не будет.

Софи смотрела вперед, на темную дорогу.

– Хорошо, допустим, мы к нему приедем. Что можно ему говорить, а что нельзя?

Лэнгдон лишь отмахнулся:

– Поверьте, Софи, Лью Тибинг знает о Граале и Приорате Сиона больше, чем любой другой человек в мире.

– Больше, чем мой дед? – недоверчиво спросила Софи.

– Я имел в виду, больше, чем любой человек вне братства.

– А почему вы так уверены, что Тибинг не член братства?

– Да он всю жизнь пытался рассказать миру правду о чаше Грааля. А члены Приората всегда давали клятву не разглашать ее.

– Ну, это уже похоже на конфликт интересов.

Лэнгдон понимал ее тревогу. Соньер передал криптекс непосредственно Софи, и хотя она не знала, что в нем находится и как следует этим распорядиться, ей не хотелось вовлекать в это дело чужака. Что ж, вполне здравая мысль, особенно с учетом того, какой взрывной силы может оказаться эта информация.

– Нам совсем необязательно сразу же говорить Тибингу о краеугольном камне. Вообще можем не говорить. Просто его дом послужит надежным укрытием, нам это даст время хорошенько подумать. Ну и, возможно, мы поговорим с ним о чаше Грааля, раз уж вам кажется, что дед передал вам именно ее.

– Не мне, а нам, – поправила его Софи.

Лэнгдон ощутил прилив гордости и снова удивился тому, что Соньер счел нужным подключить его.

– Вы хоть примерно представляете, где находится имение этого Тибинга? – спросила Софи.

– Имение называется Шато Виллет. Софи недоверчиво воззрилась на него:

– То самое Шато Виллет?

– Ну да.

– Ничего себе! Хорошие у вас друзья.

– Так вы знаете, где оно находится?

– Как‑то проезжала мимо. Кругом одни замки. Езды отсюда минут двадцать.

Лэнгдон нахмурился:

– Так далеко?

– Ничего. Зато вы успеете рассказать мне, что на самом деле представляет собой Грааль.

– Расскажу у Тибинга, – ответил после паузы Лэнгдон. – Просто мы с ним специализировались в разных областях, так что если соединить наши рассказы, получите полное представление о легенде. – Лэнгдон улыбнулся. – Кроме того, Грааль был смыслом жизни Тибинга. И услышать историю о чаше Грааля из уст Лью Тибинга – это все равно что услышать теорию относительности от самого Эйнштейна.

– Остается надеяться, что этот ваш Лью не против столь поздних гостей.

– Во‑первых, он не просто Лью, а сэр Лью. – Лэнгдон и сам допустил как‑то ту же ошибку. – Сэр Тибинг – человек не простой. Был посвящен в рыцари самой королевой за особые заслуги перед двором. Он составил наиболее полное описание дома Йорков.

– Вы шутите? – воскликнула Софи. – Так мы едем в гости к рыцарю?

Лэнгдон улыбнулся краешками губ:

Мы едем расследовать историю с Граалем, Софи. Кто в этом деле поможет лучше рыцаря?

Глава 52

Раскинувшееся на площади в 185 акров имение Шато Виллет находилось в двадцати пяти минутах езды к северо‑западу от Парижа, в окрестностях Версаля. Спроектированное Франсуа Мансаром в 1668 году для графа Офлея, оно являлось одной из основных исторических достопримечательностей парижских пригородов. Само шато в окружении двух прямоугольных искусственных прудов и садов, созданных по проекту Ленотра, являлось скорее средних размеров замком, а не особняком. Французы любовно называли это имение «la Petite Versailles» – «маленьким Версалем».

Лэнгдон остановил бронированный фургон у ворот, за которыми открывалась аллея протяженностью не меньше мили, ведущая к замку. За внушительных размеров изгородью виднелась вдали и сама резиденция сэра Лью Тибинга. Табличка на воротах гласила: ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. ПОСТОРОННИМ ВЪЕЗД ЗАПРЕЩЕН

Похоже, Тибинг вознамерился превратить свое обиталище в эдакий островок Англии. О том свидетельствовала не только табличка, написанная по‑английски, но и радиопереговорное устройство у ворот, размещенное по правую руку от входа, – именно там находится пассажирское место в автомобиле во всех странах Европы, кроме Англии.

Софи удивилась:

– А если кто‑то приедет один, без пассажира?

– Ой, не спрашивайте. – Лэнгдон уже был знаком с причудами Тибинга. – Он предпочитает, чтоб все было как у него на родине.

Софи опустила стекло.

– Знаете, Роберт, лучше вы сами с ним поговорите.

Лэнгдон придвинулся к Софи и, перегнувшись через нее, надавил на кнопку домофона. В ноздри ему ударил терпкий аромат духов Софи, только тут он осознал, что находится слишком близко. Он ждал, из маленького микрофона доносились звонки. Наконец там послышался щелчок, и раздраженный голос произнес по‑английски с сильным французским акцентом:

– Шато Виллет. Кто там? – Роберт Лэнгдон, – ответил Лэнгдон. Теперь он почти лежал у Софи на коленях. – Я друг сэра Лью Тибинга. Мне нужна его помощь.

– Хозяин спит. Я тоже спал. А что у вас за дело?

– Сугубо личное. Но оно его очень заинтересует.

– Тогда уверен, он будет счастлив принять вас прямо с утра.

– Но это крайне важно, – продолжал настаивать Лэнгдон.

– Сон для сэра Лью тоже важен. Если вы его друг, то должны знать: здоровье у него слабое.

В детстве сэр Лью Тибинг переболел полиомиелитом, а теперь носил на ногах специальные скобы и передвигался на костылях. Но во время последней встречи он произвел на Лэнгдона впечатление такого живого и яркого человека, что тот почти не заметил этого его увечья.

– Будьте так добры, передайте ему, что я нашел новую информацию о Граале. Информацию настолько важную, что до утра никак нельзя ждать.

В микрофоне надолго воцарилась тишина.

Лэнгдон с Софи ждали, мотор фургона работал вхолостую.

И вот наконец прорезался голос:

– Должен вам заметить, любезный, вы, очевидно, и здесь живете по гарвардскому времени.

Лэнгдон расплылся в улыбке, он узнал характерный британский акцент. Голос бодрый, жизнерадостный.

– Лью, ради Бога, простите за то, что беспокою вас в столь неподходящий час.

– Слуга сообщил мне, что вы хотите поговорить о Граале.

– Подумал, что только это поможет поднять вас с постели.

– И оказались правы.

– Есть шанс, что откроете ворота старому доброму другу?

– Тот, кто пребывает в поисках истины, больше чем просто друг. Это брат.

Лэнгдон выразительно покосился на Софи. Тибинг обожал высказывания в духе античного театра.

– Ворота‑то я открою, – провозгласил Тибинг, – но прежде должен убедиться, что вы пришли ко мне с чистым сердцем и лучшими намерениями. Это испытание. Вы должны ответить на три вопроса.

Лэнгдон тихонько застонал, потом шепнул Софи:

– Видите, я говорил. Тот еще типчик. – Вопрос первый, – торжественно начал Тибинг. – Что вам подать: кофе или чай?

Лэнгдон знал, как относится Тибинг к чисто американской манере без конца пить кофе.

– Чай, – ответил он. – «Эрл Грей».

– Отлично! Второй вопрос. С молоком или сахаром? Лэнгдон колебался.

– С молоком, – шепнула Софи ему на ухо. – Я знаю, англичане предпочитают с молоком.

– С молоком, – ответил Лэнгдон. Пауза.

– И сахаром? Тибинг не ответил.

Так, погодите‑ка! Теперь Лэнгдон вспомнил горьковатую на вкус бурду, которой его угощали здесь во время последнего визита. И понял, что вопрос с подвохом.

– Лимон! – воскликнул он. – Чай «Эрл Грей» с лимоном.

– Поздравляю, – насмешливо ответил Тибинг. – И наконец должен задать самый последний и страшный вопрос. – Он выдержал паузу, потом произнес зловещим и загадочным тоном: – В каком году в последний раз гребец парными веслами из Гарварда обошел такого же гребца из Оксфорда в Хенли?

Лэнгдон понятия не имел, но понимал, что и этот вопрос с подвохом.

– Да ни в каком, потому что таких состязаний не было вовсе. Щелкнул замок, ворота отворились.

– Вы чисты сердцем, мой друг. Можете пройти.

Глава 53

– Месье Берне! – В голосе ночного дежурного Депозитарного банка Цюриха явственно чувствовалось облегчение. Он сразу узнал голос президента по телефону. – Куда вы пропали, сэр? Полиция еще здесь, все ждут только вас! – У меня небольшие проблемы, – ответил президент банка расстроенным тоном. – Нужна ваша помощь, немедленно!

У тебя не одна небольшая проблема, а сразу несколько, подумал дежурный. Полиция окружила банк и угрожала, что скоро пожалует сам капитан судебной полиции с ордером на обыск.

– Чем могу помочь, сэр?

– Бронированная машина номер три. Мне необходимо срочно найти ее.

Дежурный растерялся и взглянул на расписание доставок.

– Она здесь, сэр. Внизу, в погрузочном отсеке гаража.

– Ничего подобного! Фургон угнали двое типов, которых как раз и разыскивает полиция.

– Что? Но как им удалось выехать?

– Не хочу вдаваться в подробности по телефону, но складывается ситуация, которая может нанести огромный ущерб нашему банку.

– Что я должен делать, сэр?

– Я бы хотел, чтобы вы задействовали сигнальное поисковое устройство фургона.

Взгляд ночного дежурного упал на распределительную коробку, находившуюся на другом конце комнаты. Как и большинство бронированных машин, каждый фургон банка был оборудован специальным контрольным устройством слежения, которое можно было привести в действие на расстоянии. Управляющему лишь раз пришлось включить эту сигнальную систему, когда один из фургонов остановили на дороге и угнали. И сработала она, следовало признать, безотказно. Службам безопасности тут же удалось определить местонахождение фургона и передать координаты властям. Впрочем, как чувствовал дежурный, сегодня ситуация складывалась несколько иначе, президент рассчитывал на большую приватность.

– А вы знаете, сэр, что если я активирую эту систему, передатчик тут же уведомит власти, что у нас проблема?

Берне на несколько секунд погрузился в молчание.

– Да, я знаю. И все равно выполняйте. Фургон номер три. Я подожду. Мне нужно точно знать, где эта машина. Как только получите, сообщите мне.

– Слушаюсь, сэр.

* * *

Тридцать секунд спустя в сорока километрах от банка ожил и замигал спрятанный в шасси бронированного фургона крошечный передатчик.

Глава 54

Лэнгдон с Софи ехали в фургоне к замку по обсаженной тополями длинной аллее. Наконец‑то Софи могла немного расслабиться и вздохнуть спокойно. Какое облегчение знать, что после всех приключений и скитаний тебя ждет радушный прием в имении добродушного и веселого иностранца!

Они свернули на круг возле дома, и перед ними предстало Шато Виллет. Трехэтажное здание метров шестидесяти в длину, не меньше, фасад из грубого серого камня освещен специальной наружной подсветкой. Он резко контрастировал с изысканным пейзажем, садами и прудом с зеркальной поверхностью.

В окнах начал загораться свет.

Лэнгдон не подъехал, а свернул к главному входу, на специально оборудованную стоянку под сенью вечнозеленых деревьев.

– Так меньше риска, что нас заметят с дороги, – объяснил он. – Да и Лью не будет удивляться тому, что мы прибыли на изрядно помятом бронированном фургоне.

Софи кивнула.

– Что делать с криптексом? – спросила она. – Наверное, оставлять его в машине не стоит. Но если Лью увидит, то наверняка захочет знать, что это такое.

– Не беспокойтесь, – ответил Лэнгдон. Он снял твидовый пиджак и, выйдя из машины, завернул в него шкатулку. Получился сверток, напоминавший запеленатого младенца.

Софи посмотрела с сомнением:

– Как‑то подозрительно выглядит.

– Сэр Тибинг не из тех, кто открывает гостям двери. Он Любит торжественно обставлять свое появление. Войдем, и я найду, где это спрятать, перед тем как появится хозяин. – Он на секунду умолк. – Вообще‑то должен предупредить вас заранее. У сэра Лью весьма своеобразное чувство юмора... которое многие находят странным.

Но Софи сомневалась, чтобы с учетом всех сегодняшних событий что‑то еще могло ее удивить.

Тропинка к главному входу была выложена мелкими камешками. Прихотливо извиваясь, она вела прямо к резным дверям из дуба и вишни с медным молотком размером с грейпфрут. Не успела Софи постучать, как двери гостеприимно распахнулись.

Перед ними, поправляя белый галстук и одергивая фалды фрака, стоял подтянутый элегантный дворецкий. На вид ему было лет пятьдесят, черты лица тонкие, породистые. А само выражение этого лица говорило, что он далеко не в восторге от появления гостей в столь поздний час.

– Сэр Лью сейчас спустится, – торжественно объявил он с сильным французским акцентом. – Он одевается. Предпочитает встречать гостей не в ночной сорочке. Позвольте ваш пиджак. – И он кивком указал на твидовый сверток, зажатый под мышкой у Лэнгдона.

– Благодарю, не стоит беспокойства.

– Как угодно, сэр. Прошу сюда, пожалуйста.

Дворецкий провел их через роскошный, отделанный мрамором холл в равно роскошную и элегантную гостиную, мягко освещенную викторианскими лампами с украшенными бахромой абажурами. Здесь приятно пахло мастикой для паркета, трубочным табаком, чайной заваркой, хересом, и к этим ароматам примешивался слабый запах влажной земли, присущий всем сооружениям из камня. У дальней стены, украшенной двумя наборами старинного оружия и доспехов, виднелся камин, тоже выложенный из необработанного камня и такой огромный, что в нем, казалось, можно было зажарить целого быка. Подойдя к камину, дворецкий наклонился и поднес спичку к приготовленной заранее растопке и дубовым поленьям. Огонь сразу же занялся.

Дворецкий выпрямился, одернул фрак.

– Хозяин просил передать, чтобы вы чувствовали себя как дома. – С этими словами он удалился, оставив Лэнгдона и Софи наедине.

Софи никак не могла решить, куда ей лучше сесть – на бархатный диван в стиле эпохи Ренессанса, деревянную резную качалку с подлокотниками в виде орлиных когтей или же на каменную скамью, коих здесь было две, и каждая, похоже, некогда служила предметом обстановки византийской церкви.

Лэнгдон развернул сверток, достал шкатулку, подошел к дивану и сунул ее под него, стараясь затолкать как можно глубже. Затем встряхнул пиджак, надел его, расправил лацканы и, улыбнувшись Софи, уселся прямо над тем местом, где было спрятано их сокровище.

Что ж, на диван так на диван, подумала Софи и уселась рядом.

Глядя на весело пляшущие огоньки пламени в камине, наслаждаясь теплом, Софи вдруг подумала, что деду наверняка бы понравилась эта комната. На стенах, отделанных панелями темного дерева, висели картины старых мастеров, в одной из них Софи сразу узнала Пуссена, он у деда был на втором месте после Леонардо. На каминной полке стоял алебастровый бюст богини Исиды. Казалось, она наблюдала за всем, что происходит в комнате.

Помимо этой статуэтки камин украшали также две каменные горгульи, они служили подставкой для дров. Пасти грозно ощерены, открывают черные провалы глоток. Ребенком Софи всегда пугалась горгулий; продолжалось это до тех пор, пока дед не привел ее в собор Нотр‑Дам во время сильного ливня. Они поднялись на самый верх.

– Взгляни на эти маленьких уродцев, Принцесса, – сказал ей дед и указал на знаменитых горгулий, из пастей которых хлестали струи воды. – Слышишь, как журчит вода у них в глотках?

Софи кивнула и засмеялась: действительно, вода так смешно булькала в глотках этих странных созданий.

– Гур‑гур‑гур, – сказал дед. – Потому они и получили это имя – горгульи.

И больше Софи уже никогда не боялась горгулий.

Воспоминания эти навеяли на нее грусть, сердце сжалось при мысли о том, что дед был убит так безжалостно и подло. Дедули больше нет. Потом она представила лежавший под диваном криптекс и усомнилась в том, что Лью Тибинг может придумать, как его открыть. Наверное, лучше и не спрашивать его об этом. Ведь дед в своем последнем послании к ней велел обратиться к Роберту Лэнгдону. Ни словом не упомянул о том, что надо привлекать кого‑то еще. Просто нам надо где‑то спрятаться, хотя бы на время. И Софи решила, что Лэнгдон был прав, привезя ее сюда.

– Сэр Роберт! – раздался голос у них за спиной. – Как вижу, вы путешествуете не один, а в обществе прелестной девицы.

Лэнгдон поднялся. Софи тоже торопливо вскочила на ноги. Голос доносился сверху, с деревянной лестницы с резными перилами, которая вела на второй этаж. Там, наверху, в тени, кто‑то двигался, были видны лишь смутные очертания фигуры.

– Добрый вечер! – сказал Лэнгдон. – Позвольте представить, сэр Лью, это Софи Невё.

– Огромная честь для меня. – Тибинг вышел из тени.

– Спасибо за то, что приняли нас, сэр. – Только теперь Софи разглядела хозяина дома. Да, на ногах металлические скобы, и он медленно спускался по ступенькам на костылях. – Мы приехали так поздно и...

– Не поздно, дорогая моя, скорее рано, – засмеялся он. – Vous n'etes pas Americaine?[58]

Софи покачала головой:

– Parisienne[59].

– Ваш английский просто великолепен.

– Спасибо, сэр. Я училась в Ройял‑Холлоуэе.

– Тогда понятно, – протянул Тибинг. – Возможно, Роберт говорил вам, что я преподавал неподалеку оттуда, в Оксфорде. – Тибинг одарил Лэнгдона хитрой улыбкой. – Ну и, разумеется, у меня про запас всегда был Гарвард.

Вот наконец он дошел до конца лестницы, и Софи не могла удержаться от мысли, что он похож на рыцаря не больше, чем сэр Элтон Джон. Дородный краснолицый старик с рыжими волосами и веселыми карими глазками, которые, казалось, подмигивали и щурились при каждом его слове. На нем были панталоны в клеточку и просторная шелковая рубашка, поверх которой красовался жилет в мелкий цветочек. Несмотря на алюминиевые скобы на ногах, держался он прямо, непринужденно и с достоинством, и, возможно, это объяснялось знатным происхождением, а не осознанным усилием.

Тибинг протянул руку Лэнгдону:

– А вы изрядно потеряли в весе, Роберт.

– Зато вы прибавили, – усмехнулся Лэнгдон.

Тибинг от души рассмеялся и похлопал себя по круглому животу.

– Ничья! Единственное удовольствие, которое теперь могу себе позволить, – это всякие там кулинарные изыски. – Подойдя к Софи, он бережно взял ее за руку, слегка склонил голову набок, подул на пальчики, поцеловал и отвел глаза. – Миледи!

Софи покосилась на Лэнгдона, не уверенная, правильно ли себя ведет: стоит ли ей отступить и вырвать руку или не сопротивляться.

Дворецкий, отворивший им дверь, вошел в гостиную с подносом и принялся расставлять чайные приборы на столике перед камином.

– Знакомьтесь, Реми Легалудек, – сказал Тибинг. – Мой верный слуга.

Стройный дворецкий коротко кивнул и удалился.

– Реми у нас лионец, – прошептал Тибинг таким тоном, точно быть лионцем означало иметь какую‑то постыдную болезнь. – Но совершенно потрясающе готовит соусы.

Это высказывание позабавило Лэнгдона.

– А я был уверен, что вы импортируете из Англии и штат прислуги.

– О Боже, нет, конечно! Врагу бы не пожелал иметь под боком британца шеф‑повара. Впрочем, нет, французским налоговикам пожелал бы. – Он взглянул на Софи. – Простите, мадемуазель Невё. Будьте уверены, моя нелюбовь к французам распространяется только на политиков и футболистов. Ваше правительство нагло крадет у меня деньги, а ваша футбольная команда недавно разнесла нашу в пух и прах.

Софи ответила улыбкой.

Несколько секунд Тибинг изучал ее, затем перевел взгляд на Лэнгдона:

– Что‑то случилось, да? Вид у вас обоих какой‑то растерянный.

Лэнгдон кивнул:

– Ночь сегодня выдалась весьма занимательная.

– Не сомневаюсь. Появляетесь у моих дверей неожиданно, среди ночи, говорите о Граале. Вот что, выкладывайте‑ка всю правду. Речь действительно идет о Граале, или вы просто воспользовались этим предлогом, чтобы поднять меня с постели?

И то и другое, подумала Софи, представив лежавшую под диваном шкатулку с криптексом.

– Лью, – сказал Лэнгдон, – нам хотелось бы поговорить с вами о Приорате Сиона.

Пушистые брови Тибинга поползли вверх.

– О хранителях? Так, значит, речь и вправду идет о Граале. Вы говорили, у вас есть какая‑то информация? Что‑то новенькое, да, Роберт?

– Возможно. Мы и сами не до конца уверены. И уверимся, лишь когда получим информацию от вас.

Тибинг шутливо погрозил ему пальцем:

– Ну и хитрецы все эти американцы! Правила игры просты: баш на баш. Ну ладно, так и быть. Я к вашим услугам. Что вы хотите знать?

Лэнгдон вздохнул:

– Будьте столь добры, расскажите мисс Невё об истинной природе чаши Грааля.

Тибинг изумился:

– А разве она не знает?

Лэнгдон отрицательно помотал головой. Тибинг ответил ему почти плотоядной улыбкой:

– Получается, вы привели мне в дом девственницу, так, что ли, Роберт?

Лэнгдон поморщился, покосился на Софи и пояснил:

– Так энтузиасты Грааля называют любого, кто ни разу не слышал о его истинной истории.

Тибинг обратился к Софи:

– Но что вы об этом знаете, моя дорогая?

Софи вкратце поведала о том, что совсем недавно узнала от Лэнгдона, – о Приорате Сиона, об ордене тамплиеров, о документах Сангрил и чаше Грааля, которую многие считают вовсе не чашей, а чем‑то гораздо более важным.

– И это все? – Тибинг укоризненно покосился на Лэнгдона. – Ах, Роберт! А я всегда считал вас истинным джентльменом! Вы не сказали этой очаровательной девушке самого главного! Лишили, так сказать, кульминации.

– Знаю. Просто подумал, может, лучше мы вместе... – Тут Лэнгдон умолк, опасаясь, что метафора может зайти слишком далеко.

Но Тибинг уже весело и заговорщицки подмигивал Софи, а та не сводила с него завороженных глаз.

– Итак, вы девственница Грааля, моя дорогая. Можете мне поверить, вы всегда будете помнить, как потеряли невинность!

Глава 55

Усевшись на диван рядом с Лэнгдоном, Софи пила чай и ела ячменные лепешки. Только сейчас она поняла, как устала и проголодалась. Сэр Тибинг, лучась улыбкой, расхаживал перед камином, время от времени задевая железной скобой за каменную плиту под очагом.

– Чаша Грааля! – торжественно начал он свою речь. – Большинство людей спрашивают меня только об одном – где она находится? Боюсь, на этот вопрос я никогда не смогу ответить. – Он повернулся и взглянул Софи прямо в глаза. – Куда более уместным кажется мне другой вопрос. А именно: что это такое, чаша Грааля?

Софи почти физически ощутила, как нарастают у ее собеседников нетерпение и азарт, свойственные лишь истинным ученым.

– Чтобы понять, что такое Грааль, – продолжал Тибинг, – следует прежде всего понять Библию. Скажите, насколько хорошо вы знаете Новый Завет?

Софи пожала плечами:

– Боюсь, что вовсе не знаю. Меня воспитывал человек, боготворивший Леонардо да Винчи.

Тибинг удивился и обрадовался одновременно:

– Просвещенная душа! Замечательно! Тогда вы должны знать, что Леонардо был одним из хранителей тайны Грааля. И ключи к этой тайне мы находим в его искусстве.

– Роберт говорил мне то же самое.

– Ну а о взглядах да Винчи на Новый Завет?

– Об этом не знаю.

Тибинг взглянул на книжные полки в другом конце комнаты. – Не будете ли так любезны, Роберт? На самой нижней полке. «La Storia di Leonardo».

Лэнгдон подошел к полкам, нашел большой альбом по искусству, принес и положил на журнальный столик. Повернув книгу лицевой стороной к Софи, Тибинг открыл ее и указал на внутренний клапан суперобложки, где были напечатаны цитаты.

– "Из заметок да Винчи по искусству полемики и рассуждений", – прочел он. – Думаю, вот эта как нельзя лучше характеризует суть нашего разговора.

И Софи прочитала:

Многие спекулируют на заблуждениях

и ложных чудесах, обманывая глупое большинство.

ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ

– А вот еще! – воскликнул сэр Тибинг и указал на другую цитату:

Слепое невежество сбивает нас с пути.

О! Жалкие смертные, раскройте глаза!

ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ

Софи пробрал легкий озноб.

– Да Винчи говорит о Библии? Тибинг кивнул:

– К Библии он относился примерно так же, как и к чаше Грааля. Вообще‑то да Винчи написал настоящий Грааль, вскоре я покажу вам эту картину, но сперва поговорим о Библии. А все, что вам надо о ней знать, суммировал великий каноник, доктор теологических наук Мартин Перси. – Тут Тибинг откашлялся и процитировал: – «Библия не прислана к нам с небес по факсу».

– Простите, не поняла?

– Библия – это творение человека, моя дорогая, а вовсе не Бога. Библия не свалилась с небес нам на головы. Человек создал эту историческую хронику смутных времен, а затеи она прошла бесчисленное количество переводов, дополнений и переделок. В истории никогда не существовало подлинного варианта этой книги.

– Ясно.

– Иисус Христос был исторической фигурой, обладавшей огромным влиянием. Возможно, это самый загадочный и харизматический лидер, которого видел мир. Как и было предсказано Мессией, Иисус свергал царей, вдохновлял миллионы людей, явился родоначальником новых философий. Потомок царя Соломона и царя Давида, Иисус имел полное право претендовать на трон властителя евреев. Его жизнь была описана тысячами последователей по всему миру, что и понятно. – Тибинг сделал паузу, отпил глоток чая, вернул чашку на каминную полку. – Для включения в Новый Завет рассматривались свыше восьмидесяти Евангелий, но лишь несколько удостоились чести быть представленными в этой книге, в том числе от Матфея, Марка, Луки, Иоанна.

– Но кто же решал, какое Евангелие выбрать? – спросила Софи.

– Ага! – Тибинг излучал энтузиазм. – Вот в чем кроется ирония! Вот что уязвляет христиан! Библия, как мы теперь знаем, была составлена из различных источников язычником, римским императором Константином Великим.

– А я думала, Константин был христианином, – сказала Софи.

– Едва ли, – покачал головой Тибинг. – Он всю жизнь прожил язычником, и крестили его только на смертном одре, когда он был слишком слаб, чтоб протестовать. В дни Константина официальной религией Рима было поклонение Солнцу. Культ Sol Invictus, или Непобедимого Солнца, и Константин был главным священником. К несчастью для него, Римскую империю в те времена охватили беспорядки на религиозной почве. Через три столетия после распятия Иисуса Христа на кресте число его последователей неизмеримо возросло. Христиане воевали с язычниками, и конфликт настолько разросся, что Риму угрожал раскол на два отдельных государства. Константин понимал, что надо как‑то спасать ситуацию. И вот в 325 году нашей эры он решил объединить Рим под знаменем одной религии. А именно – христианства.

Софи удивилась:

– Но что заставило императора‑язычника выбрать государственной религией христианство?

Тибинг усмехнулся:

– Константин был весьма неплохим стратегом. Он понимал, что христианство находится на подъеме, и просто сделал ставку на фаворита. Историки до сих пор восхищаются умением, с которым Константин обратил язычников, приверженцев культа Солнца, в христианство. Он ввел языческие символы, даты и ритуалы в развивающуюся христианскую традицию и создал некое подобие религиозного гибрида, приемлемого для обеих сторон.

– Поразительная метаморфоза! – подхватил Лэнгдон. – Налицо рудименты языческой религии в христианской символике. Египетские солнечные диски превратились в нимбы католических святых. Пиктограммы богини Исиды, баюкающей своего чудесным образом зачатого сына Гора, стали образчиком образов Девы Марии с младенцем Иисусом на руках. Ну и все элементы католического ритуала – митра, алтарь, славословие, причастие, поедание «тела Христова», наконец, – были непосредственно позаимствованы из более ранних языческих религий.

Тибинг издал жалобный стон:

– Ну все, пошло‑поехало! Стоит символисту заговорить о христианских иконах, и его уже не остановить! В христианстве все заимствовано. Дохристианский бог Митра, его еще называли сыном Солнца и Светочем Мира, родился 25 декабря, был похоронен в склепе на склоне горы и ровно через три дня воскрес. Кстати, 25 декабря является также днем рождения Осириса, Адониса и Диониса. Новорожденного Кришну одарили золотом, ладаном и миррой. Даже священный для христиан день недели был позаимствован у язычников.

– Как это? – спросила Софи.

– Вообще‑то изначально христиане считали таким днем еврейский шаббат – субботу, но Константин сдвинул его в пользу почитаемого язычниками дня Солнца, – сказал Лэнгдон и усмехнулся. – По сей день большинство прихожан посещают службу в воскресенье утром и понятия не имеют о том, что находятся здесь по той же причине, что и язычники, – отдать дань уважения дню бога Солнца. А это кроется в самом названии воскресенья – Sunday.

У Софи голова пошла кругом.

– Ну а какое все это имеет отношение к Граалю?

– Вот именно, – кивнул сэр Тибинг. – Слушайте лучше меня. Во времена слияния двух религий Константину нужно было укрепить новую христианскую традицию, и он созвал знаменитый Вселенский собор. На этом собрании обсуждались, принимались и отвергались многие аспекты христианства – дата Пасхи, роль епископов, церковные таинства и, разумеется, божественность самого Иисуса Христа.

– Что‑то я не совсем понимаю, – с недоумением нахмурилась Софи. – Божественность Иисуса?..

– Моя дорогая, – торжественно объявил Тибинг, – до этого исторического момента Иисус рассматривался Его последователями как смертный пророк... человек, безусловно, великий и влиятельный, но всего лишь человек. Простой смертный.

– Не сын Бога?

– Да! – радостно воскликнул Тибинг. – Только на этом Вселенском соборе Христос был провозглашен и официально признан Сыном Божиим. В результате голосования.

– Погодите. Вы что же, хотите сказать, что божественная сущность Иисуса стала результатом голосования?

– Причем выиграл Он лишь с небольшим преимуществом голосов, – сказал сэр Тибинг. – Однако подтверждение божественной сущности Иисуса стало определяющим моментом в дальнейшем развитии Римской империи, и именно на этой основе зиждилась затем власть Ватикана. Официально провозгласив Иисуса Сыном Божьим, Константин тем самым превратил Его в божество, существующее как бы вне мира людей, чья власть над ними вечна и незыблема. Это не только предотвращало дальнейшие выпады язычников против христианства, но и позволяло последователям Христа искать спасение души лишь через один‑единственный официально утвержденный канал – Римскую католическую церковь.

Софи вопросительно взглянула на Лэнгдона, тот кивком подтвердил, что согласен с умозаключениями Тибинга.

– А делалось все это исключительно ради власти, – продолжил тот. – Христос как Мессия угрожал самому существованию Церкви и государства. По мнению многих ученых, ранняя Церковь украла Христа у Его последователей в прямом смысле этого слова, отняла у Него человечность, затуманила Его образ, обрядив в непроницаемый плащ божественности. И использовала все это лишь с одной целью – расширить и укрепить свою власть. Я сам написал несколько книг на эту тему.

– И, как я полагаю, так называемые истинные христиане до сих пор забрасывают вас гневными письмами? – С чего бы это? – возразил Тибинг. – Большинство образованных христиан знакомы с историей своей веры. Иисус действительно был великим и очень сильным человеком. И все это политиканское маневрирование Константина никак не преуменьшает величия жизни Христа. Никто не может сказать, что Христос был обманщиком, никто не отрицает, что Он две тысячи лет назад ходил по этой земле и вдохновлял миллионы людей, призывая их к лучшей жизни. Мы всего лишь утверждаем, что Константин использовал огромное влияние и значимость Христа в своих целях. И таким образом сформировал основы известного нам на сегодняшний день христианства.

Софи покосилась на книгу, лежавшую перед ней на столе. Ей не терпелось услышать продолжение, увидеть, как да Винчи изобразил чашу Грааля.

– Но тут существовал один подвох, – продолжил свое повествование Тибинг. – Поскольку Константин поднял статус Христа почти через четыреста лет после смерти последнего, успели накопиться тысячи документов, хроник жизни великого человека, где Он описывался как простой смертный. Константин понимал, что следует переписать эти исторические книги. Именно тогда и возник самый значимый момент в истории христианства. – Не сводя глаз с Софи, Тибинг выдержал многозначительную паузу, затем продолжил: – Константин финансировал написание новой Библии, куда не входили бы Евангелия, говорившие о человеческих чертах Христа, а включались те, где подчеркивалась божественная Его сущность. Все более ранние Евангелия были объявлены вне закона, затем собраны и сожжены на кострах.

– Одно любопытное замечание, – вставил Лэнгдон. – Любой, кто предпочитал запрещенные Константином версии Евангелия, объявлялся еретиком. Само слово «еретик» происходит от латинского «haereticus», что означает «выбор». Тот, кто выбрал изначальную историю Христа, и стал первым в мире «еретиком».

– К несчастью для историков, – продолжил Тибинг, – некоторые Евангелия из тех, что приказал уничтожить Константин, уцелели. Так, в 1950 году в пещере неподалеку от Кум‑рана были найдены Свитки Мертвого моря. А незадолго до этого, в 1945‑м, Коптские свитки, их нашли в Наг‑Хаммади. В этих документах рассказывалась не только истинная история Грааля, они повествовали о пастырской роли Христа с чисто светской точки зрения. И разумеется, Ватикан, в худших своих традициях дезинформации, стремился пресечь распространение этих свитков. Что в общем‑то и понятно. Ведь свитки эти позволяли выявить исторические расхождения и подтасовки, служили подтверждением тому, что к созданию новой Библии приложил руку политикан, стремившийся обожествить человека Иисуса Христа и использовать Его авторитет для укрепления собственной власти.

– И все же, – возразил Лэнгдон, – как мне кажется, важно помнить о том, что желание нынешней Церкви предотвратить широкое хождение этих документов происходит из искренней веры в правильность и непогрешимость устоявшихся взглядов на Христа. В Ватикане собрались глубоко верующие люди, убежденные, что эти противоречивые документы могут оказаться фальшивкой.

Тибинг усмехнулся и опустился в глубокое кресло напротив Софи.

– Как видите, дорогая, наш профессор гораздо мягче и снисходительнее относится к Риму, нежели я. И тем не менее он прав, говоря о том, что современные церковники искренне убеждены во вредности и ошибочности этих документов. Это и понятно. Ведь на протяжении долгих веков Библия Константина была для них истиной в последней инстанции. Нет на свете более внушаемых людей, чем те, кто призван внушать.

– Он просто хочет сказать, – вставил Лэнгдон, – что мы поклоняемся богам наших отцов.

– Я просто хочу сказать, – возразил Тибинг, – что почти все, чему учили нас отцы о Христе, есть ложь и фальшивка. Как и все эти россказни о чаше Грааля.

Софи перевела взгляд на цитату да Винчи. «Слепое невежество сбивает нас с пути. О! Жалкие смертные, раскройте глаза!» Тибинг потянулся к книге и начал перелистывать ее.

– И наконец, прежде чем я покажу вам рисунок да Винчи с изображением Грааля, хотел бы, чтоб вы взглянули на это. – Он открыл альбом с цветной иллюстрацией на развороте. – Вы, разумеется, узнаете эту фреску?

Да он никак шутит! Софи смотрела на самую знаменитую фреску всех времен – «Тайная вечеря». Легендарная роспись, которой да Винчи украсил стену собора Санта‑Мария дела Грацие неподалеку от Милана. На ней был изображен Христос со своими учениками. Он объявлял о том, что кто‑то из них предал Его.

– Да, конечно, мне хорошо знакома эта фреска.

– Тогда, может, вы согласитесь сыграть со мной в одну игру? Закройте глаза на минутку.

Софи несколько растерялась, но закрыла глаза.

– Где сидит Иисус? – спросил Тибинг.

– В центре.

– Отлично! А что за пищу преломляют и едят Христос и Его ученики?

– Хлеб. – Это же очевидно!

– Прекрасно. А что пьют?

– Вино. Они пьют вино.

– Замечательно, просто великолепно. Ну и, наконец, последний вопрос. Сколько на столе бокалов для вина?

Софи задумалась, понимая, что это вопрос с подвохом. А после трапезы Христос взял чашу с вином и разделил ее со своими учениками.

– Одна чаша, – ответила она. – Сосуд. Чаша Христова. Христос передавал из рук в руки один‑единственный сосуд с вином, как бы подчеркивая тем самым, что все христиане должны объединиться.

Тибинг вздохнул.

– А теперь откройте глаза.

Она повиновалась. Тибинг загадочно улыбался. Софи взглянула на иллюстрацию и, к своему изумлению, обнаружила, что у каждого за столом была чаша с вином, в том числе и у Христа. Тринадцать чаш. Мало того, все они были маленькие, без ножки и сделаны из стекла. Никакого особенного сосуда на картине не оказалось. Никакой чаши Грааля.

Тибинг хитро сощурился:

– Немного странно, вам не кажется, что в Библии и наиболее распространенных легендах этот момент связывают с появлением чаши Грааля? А да Винчи словно забыл об этом и такую чашу не нарисовал.

– Уверена, искусствоведы должны были это заметить.

– Вы удивитесь, узнав, что некоторые странности в рисунках и картинах Леонардо сознательно обходились учеными и искусствоведами. А что касается этой фрески, то она и есть ключик пониманию тайны Грааля. И в «Тайной вечере» да Винчи он перед нами словно на ладони.

Софи впилась взглядом в иллюстрацию.

– Так, получается, эта фреска говорит нам, что на самом деле представляет собой чаша Грааля?

– Не что, – прошептал в ответ Тибинг. – Скорее кто. Дело в том, что Грааль никакой не предмет. На самом деле это... лицо вполне одушевленное.

Глава 56

Софи изумленно смотрела на Тибинга, затем перевела взгляд на Лэнгдона:

– Святой Грааль – это человек? Лэнгдон кивнул:

– Да, женщина.

Судя по выражению лица Софи, она категорически отказывалась в это верить. Что ж, и у него самого была в точности такая же реакция, когда он впервые услышал об этом. Лишь позже, поняв скрытую за Граалем символику, он уверовал в эту теорию.

Тибинг словно прочитал его мысли.

– Возможно, пришел черед символиста объяснить нам кое‑что? – Подойдя к столу, он взял чистый лист бумаги и положил его перед Лэнгдоном.

Тот достал из кармана авторучку.

– Софи, вам наверняка должны быть знакомы современные символы, обозначающие мужское и женское начала. – И он нарисовал известные всем мужской символ ? и женский +.

– Да, конечно, – кивнула она.

– Изначально, – продолжил он, – мужское и женское начала изображались совсем другими символами. Многие люди ошибочно думают, что мужской символ произошел от щита и копья, а женский представляет собой не что иное, как зеркало, где отражается красота. Но на самом деле символы эти происходят от древних астрономических обозначений божественной планеты Марс и планеты Венера. И Лэнгдон изобразил на листе бумаги еще один знак.

– Этот символ изначально обозначал мужчину, – сказал он Софи. – Напоминает рудиментарный фаллос.

– Вот именно, – согласилась с ним Софи.

– Так оно и было, – подтвердил Тибинг. Лэнгдон продолжил:

– Символ этот известен под названием клинок, или меч, и призван подчеркивать агрессивность и мужественность. Кстати, этот же похожий на фаллос символ до сих пор используется в шевронах военной формы для обозначения чина.

– Да уж! – усмехнулся Тибинг. – Чем больше у тебя пенисов, тем выше твой чин. Парни – они всегда парни.

Лэнгдон едва заметно поморщился.

– Как можно заметить, женский символ являет полную противоположность мужскому. – Он изобразил на листке еще один знак. – И этот символ получил название сосуд.

Софи удивленно взглянула на него. Лэнгдон понял, что ей удалось уловить связь.

– Сосуд, – продолжил он, – напоминает чашу или вазу, но, что гораздо важнее, лоно женщины. Символ этот призван подчеркивать женское начало, женственность, плодородие. – Теперь Лэнгдон смотрел прямо ей в глаза. – Так вот, Софи, легенда говорит о том, что святой Грааль есть не что иное, как сосуд, чаша. Но это описание Грааля, упор на сходство с сосудом, – на самом деле аллегория, призванная защитить тайну истинной природы Грааля. Иными словами, легенда использует сосуд в качестве метафоры. А за этой метафорой стоит нечто более значимое.

– Женщина, – сказала Софи.

– Именно! – Лэнгдон улыбнулся. – Грааль есть не что иное, как древний символ женственности, он символизирует священное женское начало и богиню. Но со временем, как вы понимаете, значение это было утрачено, и тут уж на славу постаралась Церковь. Власть женщины, ее способность дарить жизнь, некогда считалась священной. Но она представляла угрозу подъему и возвышению новой Церкви, где всегда доминировал мужской образ, главенствовало мужское начало. И вот церковники стали демонизировать священное женское начало, называть женщин нечистыми. Именно человек, а никакой не Бог придумал концепцию первородного греха. Ева вкусила от яблока и вызвала тем самым падение рода человеческого. Женщина, некогда священная дарительница жизни, превратилась во врага.

– Хотелось бы добавить, – сказал Тибинг, – что концепция женщины – дарительницы жизни входила в основу древних религий. Появление ребенка на свет – это чудо, говорящее о власти женщины над миром. К сожалению, христианская философия решила присвоить себе созидательную силу и власть женщины. Отбросив простые биологические истины, она назвала Создателем мужчину. В Книге Бытия говорится о том, что Ева создана из ребра Адама. Женщина стала ответвлением, отростком мужчины. И созданием греховным. Именно с Книги Бытия началось низвержение богини.

– Грааль, – подхватил Лэнгдон, – есть символ потерянной богини. С появлением христианства старые языческие религии не умерли. И легенды о поисках рыцарями чаши Грааля на самом деле представляли собой истории о запрещенных поисках утраченного священного женского начала, Рыцари, якобы занятые поисками «сосуда», закодировали истинный смысл своих стараний, чтобы защититься от Церкви, которая низвергла образ женщины, запретила богиню, сжигала на кострах неверных, запрещала даже упоминание о священном женском начале.

Софи покачала головой:

– Простите, но когда вы сказали, что чаша Грааля есть лицо одушевленное, я подумала, вы имеете в виду человека.

– Так и есть, – кивнул Лэнгдон.

– И не просто какого‑то там человека, – возбужденно подхватил Тибинг и поднялся. – А женщину! Женщину, владеющую тайной такой взрывной силы, что это могло потрясти и разрушить сами основы христианства!

Софи была потрясена. – И эта женщина... она известна?

– Конечно. – Тибинг взял костыли. – А теперь, друзья мои, если вы изволите проследовать за мной в кабинет, буду иметь честь показать вам изображение этой женщины, принадлежащее кисти Леонардо да Винчи.

Верный слуга и дворецкий Реми Легалудек находился на кухне и не сводил глаз с экрана телевизора. В очередном выпуске новостей показывали снимки мужчины и женщины... тех самых неурочных гостей, которым он, Реми, совсем недавно подавал чай.

Глава 57

Стоя на тротуаре перед зданием Депозитарного банка Цюриха, лейтенант Колле недоумевал: отчего Фаш все не едет с ордером на обыск? Эти хитрые банкиры наверняка что‑то скрывают. Они подтвердили, что Лэнгдон и Невё приезжали сюда чуть раньше этой же ночью, но затем им якобы дали от ворот поворот, потому как у них не оказалось соответствующих документов.

Так почему бы им не впустить нас, чтобы мы могли проверить?

Тут вдруг у Колле заверещал мобильник. Звонили с командного пункта, временно расположившегося в Лувре.

– Ну что, получили наконец ордер? – раздраженно спросил Колле.

– Забудьте о банке, лейтенант, – ответил агент. – Мы только что получили наводку. Точно знаем, где скрываются Лэнгдон с Невё.

Колле присел на капот своего автомобиля.

– Шутите?

– У меня есть адрес. Это под Парижем. Недалеко от Версаля.

– Капитан Фаш знает?

– Еще нет. Он говорит по телефону. Очень важный звонок.

– Тогда я выезжаю. Передайте, чтобы позвонил мне, как только освободится. – Колле записал адрес и вскочил в машину. Уже отъезжая от банка, он вдруг спохватился, что забыл спросить, кто именно передал судебной полиции информацию о местонахождении Лэнгдона. Впрочем, не так уж это теперь и важно. Колле радовался выпавшей ему возможности загладить прежние ошибки. Он собирался произвести самый профессиональный арест за все время карьеры.

По рации он связался с пятью сопровождавшими его машинами:

– Сирены не включать, ребята. Лэнгдон не должен знать, что мы на подходе.

В пятидесяти километрах от этого места черная «ауди» съехала с проселочной дороги и остановилась в тени деревьев у края поля. Сайлас вышел из машины и заглянул в щель между металлическими прутьями – большой участок земли был обнесен высокой изгородью. Он долго смотрел на освещенный луной склон горы, на котором виднелся замок.

Окна на нижнем этаже были освещены. Странно для такого позднего часа, подумал Сайлас и улыбнулся. Информация, которую дал ему Учитель, подтверждалась. Я не уйду из этого дома без краеугольного камня, поклялся он. Я не подведу епископа и Учителя.

Проверив свой тринадцатизарядный пистолет‑автомат, Сайлас просунул его сквозь прутья решетки. Пистолет мягко упал в высокую густую траву. Затем, подобрав полы сутаны, Сайлас ухватился за прутья и полез через изгородь, пыхтя и отдуваясь, мешком плюхнулся на землю по другую сторону. Не обращая внимания на резкую боль от впившейся в ляжку подвязки с шипами, Сайлас подобрал оружие и двинулся к дому по поросшему травой склону.

Глава 58

Кабинет Тибинга совсем не походил на кабинеты, которые прежде доводилось видеть Софи. По площади он раз в шесть‑семь превышал самые роскошные и просторные офисы и походил на научную лабораторию, библиотеку архива и «блошиный» рынок одновременно. Освещался кабинет тремя люстрами, плиточный пол был заставлен бесчисленными столиками и тумбами, заваленными книгами, картинами и репродукциями, статуэтками и прочими произведениями материальной культуры. Здесь же, к удивлению Софи, оказалось немало электронного оборудования – компьютеры, проекторы, микроскопы, копировальные аппараты и сканеры.

– Я использовал под кабинет бальный зал, – пояснил Тибинг еще с порога. – Танцевать мне теперь не часто приходится.

Весь этот вечер и ночь Софи сталкивалась с неожиданностями и сюрпризами, но ничего подобного увидеть здесь никак не думала.

– И все это нужно вам для работы?

– Постижение истины стало страстью всей моей жизни, – сказал Тибинг. – Ну а Сангрил я бы назвал моей любимой наложницей.

Чаша Грааля – это женщина, напомнила себе Софи. Голова гудела и шла кругом от обрывочных мыслей и только что почерпнутых у Тибинга сведений.

– Вы говорили, у вас есть портрет женщины, которую вы считаете Граалем?

– Да, но это не совсем так. Это утверждал не я, а сам Христос.

– Какая же из картин? – спросила Софи, оглядывая стены.

– Гм... – Тибинг сделал вид, что запамятовал. – Чаша Грааля. Сангрил. Сосуд. – Тут он неожиданно резко и ловко повернулся и указал на дальнюю от них стену. Там висела большая, футов восемь в высоту, репродукция «Тайной вечери». Точно такую же, только маленькую, Софи видела в альбоме. – Да вот же она!

Софи подумала, что неправильно его поняла.

– Но эту картину вы мне уже показывали. Он игриво подмигнул ей:

– Знаю, но при увеличении она становится еще более любопытной. Вам не кажется?

Софи обернулась к Лэнгдону:

– Просто теряюсь в догадках. Тот улыбнулся:

– Как выясняется, чаша Грааля действительно присутствует на «Тайной вечере». Леонардо все же изобразил ее и...

– Погодите, – перебила его Софи, – вы сами только что говорили, что Грааль – женщина. А на «Тайной вечере» изображены тринадцать мужчин. – Разве? – Тибинг снова хитро прищурился. – А вы присмотритесь‑ка повнимательнее.

Софи подошла поближе к картине и стала изучать тринадцать фигур: Иисус Христос в центре, шестеро учеников по левую Его руку, шестеро – по правую.

– Но все они мужчины, – повторила она.

– Неужели? – насмешливо воскликнул Тибинг. – А как насчет того, кто сидит на самом почетном месте, по правую руку от Господа?

Софи так и впилась глазами в фигуру, изображенную по правую руку от Христа. Она смотрела на лицо и торс этой фигуры, и вдруг... Нет, этого просто быть не может! Но глаза ее не обманывали. Длинные и волнистые рыжие волосы, маленькие, изящно сложенные ручки, даже некий намек на грудь. То, вне всякого сомнения... была женщина!

– Да это женщина! – воскликнула Софи. Тибинг весело рассмеялся:

– Вот уж сюрприз так сюрприз, верно? II поверьте мне, зрение вас не подвело. Уж кто‑кто, а Леонардо славился умением изображать разницу между полами.

Софи не отводила глаз от сидевшей рядом с Иисусом женщины. Но на Тайной вечере собрались тринадцать мужчин. Кто же тогда эта женщина? До этого Софи много раз видела прославленное произведение Леонардо, но ни разу не замечала этих столь характерных черт.

– А никто не замечает, – словно прочитал ее мысли Тибинг. – Сказывается воздействие подсознания, укоренившихся в нем образов. И оно столь сильно, что не позволяет видеть несоответствий, обманывает наше зрение.

– И явление это называется скотома, – вставил Лэнгдон. – Зачастую мозг именно так реагирует на укоренившиеся символы.

– Еще одна причина, по которой вы пропустили эту женщину, – сказал Тибинг, – заключается в том, что на многих фотографиях в альбомах по искусству, сделанных до 1954 года, детали скрыты под налетом пыли, грязи и несколькими слоями реставрационной краски. Следует отметить, что в восемнадцатом веке реставраторы работали довольно топорно. А затем наконец фреску очистили от всех этих наслоений, что и позволило увидеть оригинал да Винчи во всем его великолепии. – Он жестом указал на репродукцию. – Et voila!

Софи подошла еще ближе. Женщина, сидевшая по правую руку от Иисуса, была молода и выглядела благочестиво. Личико застенчивое, скромно сложенные ручки, волны вьющихся рыжих волос. И одна эта женщина способна пошатнуть церковные устои?

– Кто она? – спросила Софи.

– Она, моя дорогая, – ответил Тибинг, – не кто иная, как Мария Магдалина.

– Проститутка? – изумилась Софи.

Тибинг возмущенно фыркнул, точно это слово оскорбило его самого.

– Ничего подобного. Магдалина таковой не являлась. Заблуждение это вселилось в умы людей с подачи Христианской церкви раннего периода. Церковники организовали настоящую кампанию, чтобы опорочить Марию Магдалину. И все для того, чтобы сохранить в тайне одно опасное для них обстоятельство. Ее роль в качестве Грааля.

– Ее роль!

– Как я уже говорил, – принялся объяснять сэр Тибинг, – церковники старались убедить мир в том, что простой смертный, проповедник Иисус Христос, являлся на самом деле божественным по природе своей существом. Потому и не вошли в Библию Евангелия с описанием жизни Христа как земного человека. Но тут редакторы Библии оплошали, одна из таких земных тем до сих пор встречается в Евангелиях. Тема Марии Магдалины. – Он сделал паузу. – А именно: ее брак с Иисусом.

– Простите, не поняла... – Софи переводила удивленный взгляд с Лэнгдона на Тибинга и обратно.

– Этот факт попал в исторические записи, – сказал Тибинг, – и да Винчи, разумеется, знал о нем. «Тайная вечеря» так и взывает к зрителю. Вот, смотрите, Иисус и Магдалина были парой!

Софи перевела взгляд на фреску.

– Заметьте также, Иисус и Магдалина одеты так, словно являются зеркальным отражением друг друга. – Тибинг указал на две фигуры в центре картины.

Софи смотрела точно завороженная. Да, одежда одинаковая, только разных цветов. На Христе красная мантия и синий плащ, на Марии Магдалине синяя мантия и красный плащ. Инь и ян. – Есть и более тонкие признаки, – продолжил Тибинг. – Видите, Иисус и Его невеста сидят рядом, вплотную, соприкасаясь бедрами, а выше фигуры их расходятся, образуя свободное пространство. И все это напоминает нам уже знакомый символ.

Тибинг еще и договорить не успел, а Софи уже увидела в центре фрески знак , образованный двумя центральными фигурами. Чуть раньше Лэнгдон обозначил этим символом Грааль, сосуд и женское лоно.

– И наконец, – продолжил Тибинг, – если рассматривать Иисуса и Магдалину как элементы композиции, а не людей, та тут так и напрашивается еще одна подсказка. – Он выдержал паузу, затем добавил: – Буква алфавита.

И Софи тотчас увидела ее. Буква так и бросалась в глаза, странно, что она не замечала ее прежде. Теперь Софи видела только эту букву. В самом центре картины отчетливо вырисовывалась большая и изящно выписанная буква "М".

– Слишком уж совершенна и отчетлива для простого совпадения, верно? – заметил Тибинг.

– Да, но зачем она здесь? – удивленно спросила Софи. Тибинг пожал плечами:

– Теоретики тайных знаков и символов сказали бы вам, что она обозначает Matrimonio, или Марию Магдалину. Но единства мнений здесь не наблюдается. Одно определенно: запрятанная в картине буква "М" – это не ошибка художника. Она появилась здесь не случайно, по его воле. Замаскированная буква "М" фигурирует в бесчисленных работах, связанных с Граалем, то в виде водяного знака, то буквы, закрашенной еще одним слоем краски, то в форме композиционных аллюзий. Ну а самая явственная из всех украшает алтарь Матери нашей Богородицы в Лондоне. Создателем этого алтаря является бывший Великий мастер Приората Сиона, Жан Кокто.

У Софи просто голова пошла кругом от обилия информации.

– Согласна, эта буква "М" на картине действительно выглядит интригующе, но сомневаюсь, чтобы она могла служить доказательством брачных уз, связывавших Иисуса и Марию.

– Нет‑нет, – сказал Тибинг и подошел к столу, заваленному книгами. – Я ведь уже говорил, брак Иисуса и Марин Магдалины зафиксирован в исторических хрониках. – Он начал рыться в бумагах и книгах. – Более того, Иисус как человек женатый наделен куда большим значением и смыслом, нежели привычный нам стандартный библейский образ Иисуса‑холостяка.

– Это почему? – удивилась Софи.

– Потому что Иисус – еврей, – ответил Лэнгдон вместо занятого поисками какой‑то книги Тибинга. – А негласные социальные законы того времени запрещали еврейскому мужчине ходить в холостяках. Согласно иудейской традиции безбрачие не поощрялось, долгом каждого добропорядочного еврея было найти себе жену, чтобы та родила ему сына. Если бы Иисус не был женат, то по крайней мере хотя бы в одном из библейских Евангелий должен быть упомянут этот факт, а также приведено объяснение, почему Иисус оставался холостяком.

Тибинг отыскал какую‑то огромную книгу и вытащил ее из‑под стопки других. Переплетенное в кожу издание было размером с плакат и напоминало атлас. Название на переплете гласило: «Гностические Евангелия». Тибинг раскрыл книгу, Софи с Лэнгдоном подошли к нему. Страницы представляли собой увеличенные снимки каких‑то древних документов; тексты написаны от руки на обрывках папируса. Софи не поняла, что это за язык, но на странице слева был приведен перевод.

– Это фотокопии Свитков Мертвого моря и Коптских, из Наг‑Хаммади, я уже упоминал о них сегодня, – сказал Тибинг. – Самые первые христианские записи. И в них найдены существенные расхождения с библейскими текстами. – Тибинг перелистал несколько страниц и указал на какой‑то отрывок. – Полагаю, лучше всего начать с Евангелия от Филиппа.

Софи прочитала перевод отрывка.

А спутница Спасителя – Мария Магдалина. Христос любил ее больше всех своих учеников и часто целовал в губы. Остальные ученики были этим обижены и высказывали недовольство. Они говорили ему: «Неужели любишь ее больше, чем всех нас?»

Слова эти удивили Софи, но не убедили окончательно.

– Однако здесь ничего не сказано о браке.

– Аu contraire[60], – улыбнулся Тибинг и указал на первую строчку. – Любой специалист по арамейскому скажет вам, что слово «спутница» в те дни буквально означало «супруга».

Лэнгдон в знак подтверждения кивнул.

Софи еще раз перечитала первую строку: "А спутница Спасителя – Мария Магдалина".

Тибинг перелистал книгу и нашел еще несколько отрывков, подтверждавших, что между Магдалиной и Иисусом существовали весьма романтичные взаимоотношения. Читая эти строки, Софи вдруг вспомнила, как однажды, когда она была еще девочкой, в дверь дома громко забарабанит какой‑то разъяренный священник.

– Здесь проживает Жак Соньер? – осведомился он, глядя сверху вниз на Софи, отворившую ему дверь. – Хочу поговорить с ним об этой его статейке. – В руках священник держал газету.

Софи позвала деда, и двое мужчин скрылись в кабинете, плотно притворив за собой дверь. Мой дед написал что‑то в газету? Софи бросилась на кухню и начала просматривать утренние выпуски. И вот наконец в одной из газет, на второй странице, она увидела фамилию деда и прочитала статью. Софи, конечно, не поняла всего, что там говорилось, но общий смысл был таков: французское правительство под давлением священнослужителей решило запретить американский фильм «Последнее искушение Христа». В этом фильме Христос занимался сексом с женщиной по имени Мария Магдалина. Дед писал, что Церковь поступила неправильно, запретив фильм.

Неудивительно, что священник был в такой ярости, подумала она.

– Это порнография! Святотатство! – кричал он, выбежав из кабинета и бросаясь к входной двери. – Да как вы только посмели! Этот американец, Мартин Скорсезе, самый настоящий богохульник! И уж где‑где, а во Франции Церковь не допустит, чтобы эти его мерзости вышли на экран! – Он выскочил на улицу, громко хлопнув дверью.

Придя на кухню, дед увидел Софи с газетой и нахмурился:

– Шустрая у меня девочка, ничего не скажешь.

– Так ты считаешь, что у Иисуса Христа была подружка? – спросила Софи.

– Нет, милая. Просто я хотел сказать, что Церковь не имеет права навязывать людям свои взгляды на искусство.

– Так была у Христа подружка или нет? Дед погрузился в молчание, потом ответил: – Если и да, то что в том плохого? Ты как считаешь? Софи задумалась, потом пожала плечиками:

– Лично я не возражаю.

Сэр Тибинг меж тем не умолкал:

– Не стану утомлять вас бесчисленными ссылками, подтверждающими союз Христа и Магдалины. На эту тему существует масса спекуляций разных современных историков. Мне бы хотелось особо отметить следующее. – Он указал на очередную страницу. – Это отрывок из Евангелия от Марии Магдалины.

Софи знала, что Евангелия от Марии Магдалины в Библии не существует. Но текст прочла:

И сказал Петр: « Что, Спаситель и вправду говорил с женщиной без нашего ведома? Мы что же, теперь должны все слушать ее? Он предпочел ее нам?»

И Левит ответил ему: «Ты всегда слишком горячишься, Петр. Теперь вот решил состязаться с этой женщиной, точно с врагом. Если сам Спаситель выбрал ее, кто ты такой, чтобы отвергать? Уж Спасителю нашему виднее. Знает он ее хорошо, а потому и любит больше, чем нас».

– Женщина, о которой идет речь, – сказал Тибинг, – и есть Мария Магдалина. Петр ревнует к ней Христа.

– Потому что Иисус предпочел Марию?

– Не только поэтому. Ставки тут гораздо выше. Во многих Евангелиях сказано, что именно в тот момент Иисус и заподозрил, что скоро Его схватят и распнут на кресте. И Он наказывает Марии, как править Его Церковью после того, как Он уйдет. Вот Петр и выражает недовольство тем, что играет роль второй скрипки. Лично мне кажется, Петр был женоненавистником.

Софи возмутилась:

– Как можно так говорить? Ведь это святой Петр! На него опирался Христос, когда строил свою Церковь.

– Да, все верно, за исключением одной небольшой детали. Согласно всем этим изначальным Евангелиям, Христос давал указания о том, как строить Церковь, вовсе не Петру. А Марии Магдалине.

Софи удивленно посмотрела на него: – Вы что же, хотите сказать, Христианская церковь была основана и управлялась женщиной?

– Таков был план. Иисус оказался феминистом. Он отдавал будущее Своей Церкви в руки Марии Магдалины.

– А Петр этого не одобрял, – подхватил Лэнгдон и указал на репродукцию «Тайной вечери». – Вот он, Петр. Как видите, да Винчи был прекрасно осведомлен о его отношении к Марии.

И вновь Софи на миг лишилась дара речи. Петр, изображенный на фреске, угрожающе нависал над Марией Магдалиной. Мало того, ребром ладони показывал, что готов перерезать ей горло. Тот же жест, что и на картине «Мадонна в гроте»!

– И здесь тоже, – сказал Лэнгдон, указывая на учеников Христа, сгрудившихся вокруг Петра. – Выглядит угрожающе, верно?

Софи прищурилась и вдруг заметила выделяющуюся в толпе учеников чью‑то руку.

– Что это в ней? Кинжал?

– Да. Но вот странность. Попробуйте пересчитать руки на картине, и вы увидите, что эта рука принадлежит... как бы никому. Она анонимна. Рука без тела.

Софи была потрясена. А затем, после паузы, заметила:

– Простите, но я все равно не понимаю, какая связь между Марией Магдалиной и Граалем.

– Ага! – торжествующе воскликнул Тибинг. – Вот мы и подобрались к сути дела! – И он снова бросился к столу, вытащил откуда‑то из‑под бумаг огромную карту, а затем расстелил ее на столе перед Софи. На карте было изображено генеалогическое древо. – Лишь немногие знали о том, что Мария Магдалина помимо того, что была правой рукой Христа, уже обладала большой властью.

Софи увидела надпись над генеалогическим древом:

РОД ВЕНИАМИНА

– Вот она, Мария Магдалина, здесь, – сказал Тибинг и указал на самую верхушку древа.

Софи удивилась:

– Так она из дома Вениаминова?.

– Вот именно, – кивнул Тибинг. – Мария Магдалина – женщина царского происхождения. – А мне всегда казалось, она была бедна. Тибинг отрицательно покачал головой:

– Магдалину превратили в шлюху, чтобы уничтожить даже намек на ее благородное происхождение.

Софи вопросительно покосилась на Лэнгдона, тот подтвердил кивком. Тогда она спросила у Тибинга:

– Но какое дело Церкви было до того, что Мария Магдалина благородных кровей?

Англичанин улыбнулся:

– Милое мое дитя! Церковь волновало не столько царское происхождение Марии, сколько ее отношения с Христом, который тоже принадлежал к царскому роду. В Евангелии от Матфея говорится, что Иисус происходил из дома Давидова. Как известно, Давид был потомком самого царя Соломона, царя еврейского народа. Женись Христос на Марии, Он бы объединился со знатным родом Вениамина, связал эти два царских рода и создал мощнейший политический союз, имел бы законное право претендовать на трон и возродить правящий царский род, как это было при Соломоне.

Софи поняла, что Тибинг подходит к кульминации своего повествования.

Сам же Тибинг заметно оживился:

– Легенда о чаше Грааля – это легенда о царской крови. Упоминание в легенде о «сосуде с кровью Христа»... на деле означает упоминание о Марии Магдалине, женском лоне, несущем «царскую кровь» Христа.

Слова эхом обошли просторную комнату, прежде чем укоренились в сознании Софи. Мария Магдалина несла в себе царскую кровь Иисуса Христа?

– Стало быть, у Христа могло быть?.. – Тут она умолкла и вопросительно взглянула на Лэнгдона.

– Могло быть потомство, – улыбнувшись, закончил он за нее.

Софи так и замерла, точно громом пораженная.

– Итак! – провозгласил Тибинг. – Сейчас перед вами раскроется величайшая из тайн в истории! Иисус не только был женат, Он был отцом. А Мария Магдалина, дитя мое, была священным сосудом, носившим Его ребенка! Тем священным лоном, призванным продлить царский род, той лозой, на которой зрел благословенный плод их любви! Софи почувствовала, как тонкие светлые волоски у нее на руке встали дыбом.

– Но как же получилось, что этот факт на протяжении веков оставался тайной?

– Да Господь с вами! – воскликнул Тибинг. – Чем угодно, только не тайной! Именно царское происхождение Иисуса стало источником самой захватывающей из легенд всех времен, легенды о чаше Грааля. На протяжении веков об истории Марии Магдалины кричали и вопили на каждом углу, на разных языках и с помощью всевозможных метафор. Ее история повсюду, стоит только прислушаться и присмотреться внимательнее.

– Ну а документы Сангрил? – спросила Софи. – Это тоже аллегория, доказывающая царское происхождение Христа?

– Да.

– Тогда выходит, легенда о чаше Грааля есть не что иное, как повествование о царской крови?

– Причем в самом прямом смысле, – заметил Тибинг. – Само слово «Сангрил» происходит от «San Greal», что в переводе означает «Святой Грааль». Но в древности слово «Сангрил» имело другую разбивку. – Тибинг взял листок бумаги, нацарапал что‑то на нем и протянул Софи.

Она прочла:

Sang Real. И тут же перевела.

Словосочетание «Sang Real» в буквальном смысле означало «королевская кровь».

Глава 59

Мужчина, дежуривший в приемной, в вестибюле на первом этаже штаб‑квартиры «Опус Деи» в Нью‑Йорке, на Лексингтон‑авеню, немало удивился, услышав в трубке голос епископа Арингаросы.

Добрый вечер, сэр.

Мне никаких сообщений не оставляли? – Голос епископа звучал непривычно встревоженно и возбужденно.

– Да, сэр. Очень хорошо, что вы позвонили. Сам я никак не мог связаться с вами. Тут примерно с полчаса назад поступило одно срочное сообщение.

– Да? – Теперь в голосе слышалось явное облегчение. – А звонивший назвался?

– Нет, сэр, только номер оставил. – И дежурный продиктовал ему номер. – Код тридцать три? Это, кажется, Франция?

– Да, сэр. Париж. Звонивший сказал, дело очень срочное, просил, чтобы вы немедленно нашли его.

– Благодарю. Я ждал этого звонка. – И Арингароса быстро отключился.

Дежурный, вешая трубку, удивился, что Арингаросу было так плохо слышно, мешали шумы и потрескивания. Согласно расписанию на этой неделе епископ должен был бы быть в Нью‑Йорке, но казалось, что звонит он откуда‑то издалека. Впрочем, не важно, ему‑то что за дело. Дежурный уже к этому привык.

Последние несколько месяцев епископ Арингароса вел себя очень странно.

Должно быть, на мой мобильный звонки не поступают, подумал Арингароса. «Фиат» подъезжал к римскому аэропорту Чампино, где осуществлялись чартерные рейсы. Учитель пытался разыскать меня. Арингароса волновался, что не может принять звонок Учителя, но теперь на душе полегчало: видно, Учитель чувствовал себя достаточно уверенно, раз позвонил прямо в штаб‑квартиру «Опус Деи».

Должно быть, в Париже все прошло нормально. Скоро я и сам буду в Париже, думал Арингароса, набирая продиктованный ему номер. Приземлимся мы еще до рассвета. Арингароса летел маленьким самолетом, выполнявшим чартерные рейсы во Францию. О коммерческих в этот час не могло быть и речи, особенно с учетом содержимого его портфеля. В трубке послышались гудки. Ответила женщина:

– Direction Centrale Police Judiciaire[61].

Арингароса растерялся. Этого он не ожидал.

– Э‑э... добрый вечер. Меня попросили позвонить по этому телефону.

– Qui etes‑vous? – спросила женщина. – Ваше имя?

Арингароса не знал, стоит ли ему называться. Ведь он попал в Центральное управление судебной полиции Франции.

– Ваше имя, месье? – продолжала настаивать дама.

– Епископ Мануэль Арингароса.

– Un moment. – В трубке послышался щелчок. Затем, после паузы, раздался грубоватый мужской голос: – Рад, епископ, что смог наконец услышать вас. Нам с вами надо многое обсудить.

Далее

 Оглавление